Тема достаточно интересная. Собственно «Рассказ блаженной Феодоры о мытарствах» можно посмотреть здесь:
http://lib.eparhia-saratov.ru/books/noa ... tents.html (по книге иером. Серафима:
http://lib.ru/HRISTIAN/stf_1.txt ).
Научное издание древнерусского текста (с переводом) – в собрании "Библиотека литературы Древней Руси" (том 8) есть на сайте Института русской литературы (Пушкинского Дома) РАН (Подготовка текста Ю. А. Грибова и A. B. Пигина, перевод М. Б. Михайловой и В. В. Семакова, комментарии А. В. Пигина):
http://lib.pushkinskijdom.ru/Default.aspx?tabid=5134 . Коротенькие обсуждения темы можно найти здесь:
http://forum.alpari-idc.ru/archive/inde ... 22262.html http://vaselisk.ucoz.ru/forum/2-13-1 . Книга иером. Серафима «Душа после смерти»:
http://www.bogoslovy.ru/books.htm ; Творения свт. Игнатия («Слово о смерти» с рассуждениями о мытарствах – в 3 томе):
http://www.koob.ru/bryanchaninov/ )
Не так давно вышла в свет книга А.В. Пигина «Видения потустороннего мира в русской рукописной книжности» (СПб., 2006), которая включает не только описание и анализ классических текстов видений (как составной части агиографии см. информацию:
http://greenadine.livejournal.com/363051.html), но и публикацию текстов малоизвестных (и ранее недоступных) видений, в – частности современных нам. Так, к примеру, в книге представлена запись видения, связанного с получившим даже в официальной советской печати (в 70-е годы ХХ века!) определенный резонанс событием – оперированием в барнаульской больнице К.Н. Устюжаниной (сама К. Устюжанина скончалась в 1978 году, а оперировавший ее д.м.н. И.И. Неймарк умер не так давно, десять лет назад – в 1998 г.). Не все из анализируемых и публикуемых текстов рассказывают о конкретных мытарствах, но большинство из них достаточно четко фиксируют идею посмертного воздаяния в различных образах (К. Устюжанина, например, имела индифферентное отношение к религии и в принципе была незнакома с какой-либо специальной – тем более, церковнославянской – терминологией, поэтому описывала «путешествие в загробный мир» обычными словами, хотя в тексте и заметны лексические «поправки» тех, кто записывал ее речь и, в силу своего знакомства с религиозным бытом, «редактировал» текст по ходу записи – наверняка советуясь при этом с самой К.Н.). Хотя, надо сказать, есть и элементы «клише» (стандартные обороты, или же довольно расхожие «около-церковные стереотипы» – напр. о роли правой руки в «Видении рабы Божией Веры», равно как и «устойчивые нормы» – не употреблять при поминании водку; там же встречаемся и с переложением известной по роману Ф. Достоевского «Братья Карамазовы» (ч. 3, кн. 7, гл. 3 «Луковка») притчи о луковице), что как раз дает возможность отследить «формальную сторону» образа, который описывает тот или иной очевидец, и которая как раз во многом зависит от его «личного багажа» (знаний, уровня образованности и т.д.) и проводить сравнения (это, насколько помнится, отслеживается и у доктора Моуди). При этом весьма важна одна деталь – «центральная идея» (или, если угодно, «сюжетное ядро», сам «предмет видения») остается фактически тождественной, изменяются лишь формы ее передачи (восприятия и фиксации), но это как раз и не должно сбивать с толку в сторону подведения всех подобных фактов под рубрику галлюцинаций, обусловленных «архетипами культуры» (то есть, грубо говоря, субъективных и потому беспредметных, фантазий в бессознательном состоянии с использованием виденных и слышанных когда-то и отложившихся на уровне подсознания «кирпичиков» культуры). Видения и представления о потустороннем мире носителей «цивилизации» и «дикарей» конечно будут отличаться по формальной стороне (вряд ли островитяне или жители глубоких джунглей смогут поведать нам о «сребролюбии и скупости» или же о «неправедных судьях-мздоимцах» и уж тем более – о «чародействе, колдовстве и призывании бесов»), но как раз в области «общечеловеческих религиозных ценностей» (то есть, попросту говоря, отношений «Бог – человек»), не выводимых только лишь из особенностей субъективной жизни и автономной культуры (равно как и – автономной, «слишком человеческой» морали) данные сравнительного религиоведения могут совпадать. С этим, как мне кажется, связан и вопрос о «каноничности» самого «жанра» и его отдельных «произведений»: закрепление в качестве «безусловной», «неоспоримой», и «единственно возможной» (с неизбежным отнесением всего отклоняющегося к «ложному мнению» – какодоксии) формальной стороны вряд ли возможен (например, в направлении крайней «юридической» интерпретации внешней, наглядной стороны «добрых дел» и «заслуг»)... Но и по содержательной стороне, как мне (еще раз подчеркну субъективность взгляда) кажется, каких-либо принципиальных (или даже не-принципиальных) добавлений к церковной доктрине, требующих своего непременного включения в корпус (совокупность) обязательных для передачи «знаний» (если, конечно, можно это назвать знаниями), то есть того, что должно передаваться как именно «содержание, необходимое для утверждения в вечности (спасения)», здесь не содержится. Однако же это ни в коем случае не отменяет необходимость тщательных ортодоксальных разъяснений существующих видений как со стороны святых отцов, так и со стороны богословов.